НЕСТОР МАХНО: КАЗАК СВОБОДЫ (1888-1934)

 Александр СКИРДА

---

 

XVII : Григорьев, Дыбец, Якир, Слащев и другие

В маленьком отряде, сопровождавшем Махно, находились его давние товарищи, активисты Гуляйпольской анархистской группы и инициаторы, организовавшие вместе с ним восстание в сентябре 1918г., которые его никогда не покидали: Алексей Марченко, Семен Каретник, Петя Лютый, Федор Щусь и его брат Григорий Махно. Была также «черная сотня», которую иногда называют «гвардией Кропоткина» или «чертовой сотней», состоявшая из 100-150 бесстрашных всадников и нескольких опытнейших пулеметчиков, устроенных на тачанках, все они были полностью преданы делу.

Когда отряд прибыл под Александровск, которому угрожал деникинский авангард, местный большевистский руководитель, будучи, однако, в курсе разрыва между своей партией и повстанцами, настоятельно потребовал от них защищать город и участок фронта, находящийся между ним и Мелитополем, с тем чтобы позволить крымской армии Дыбенко избежать ловушки и укрыться на правом берегу Днепра. Повстанцы отказались, так как, с одной стороны, у них не было достаточного количества бойцов, а с другой, потому что они хотели, чтобы это была официальная просьба большевистских руководителей и чтобы те, в этом случае, признали глупость их объявления вне закона. Из-за этого отказа Махно и его товарищи во второй раз были поставлены вне закона и объявлены врагами режима.

Группы повстанцев, которые оказались в изоляции после взятия Мариуполя, и которым пришлось прокладывать себе путь по территории, оккупированной белыми, присоединялись в это время к маленькому отряду Махно. Он восстановил, таким образом, заново несколькотысячный повстанческий контингент.

Деникинцы совершали грабежи, жгли и заливали кровью Гуляйпольский район, убивали непокорных крестьян, насиловали женщин (в Гуляй-Поле чеченцами было изнасиловано 800 женщин), возвращали прежних помещиков и богачей, жаждущих отплаты. Тогда началось бегство большого числа крестьян с семьями и бедными пожитками. Из беглецов, которые направлялись к своим естественным защитникам - махновским повстанцам, образовалась огромная колонна, растянувшаяся на десятки километров.

Тем временем, большевистские руководители, неспособные противостоять деникинскому наступлению, решили пожертвовать Украиной и заботились только об эвакуации своих войск на правый берег Днепра с максимальным количеством боеприпасов и имущества. Они воспользовались случаем, чтобы провести чистки среди красноармейцев; когда обнаруживали махновские подразделения, некоторых расстреливали, остальных распределяли в более надежные части.

В этой ситуации Махно отказался от начального плана зайти в тыл белым и решил отойти на запад, на правый берег Днепра. Он проник, таким образом, на территорию, контролируемую атаманом Григорьевым. Атаман понес значительные потерн в боях с Дыбенко, однако сохранил несколько тысяч бойцов и успешно вел операции, терзая большевиков, к которым испытывал с тех пор неукротимую ненависть. Он их обвинял, разумеется, в обмане народа, но, основываясь на том, что в советских органах было много евреев, он систематически отождествлял евреев с большевиками; его подразделениям вменяются в вину многие погромы евреев и, в меньшей мере, русских, в частности в Елисаветграде (76 тысяч населения, треть из которого евреи), где было 3000 жертв. Григорьев остерегался занять официальную позицию и осудить эти убийства, он позволял это делать. Дело представляется еще более сложным, поскольку среди его солдат были евреи.

Махновцы стремились избежать этого нового подводного камня: Григорьева поддерживала крестьянская беднота, то есть тот же социальный класс, который поддерживал их. Была создана тайная комиссия для расследования актов грабежа и контактов с деникинцами, в которых они подозревали Григорьева. В июле состоялась встреча между представителями двух движений; после обсуждения, продлившегося один день, был выработан проект соглашения: оба военных контингента должны слиться, Григорьев должен осуществлять военное командование, а Махно политическое руководство общей армией. 27 июля, в Сентово 20 000 партизан из двух лагерей собрались на большой митинг. Первым на нем выступил Григорьев; он призывал к непримиримой борьбе против большевиков и дал понять, что допускает возможность союза с белыми. За ним выступил Алексей Чубенко, один из членов махновского штаба, и публично осудил его контакты с белыми, так как махновцы перехватили до этого деникинских эмиссаров и располагали, таким образом, доказательствами этому; затем он обвинил Григорьева в ответственности за еврейские погромы и закончил свое выступление, резко осудив контрреволюционный характер деятельности «этого бога воины». Григорьев потребовал объяснений; оба штаба ушли в помещение местного совета. Григорьева, пытавшегося выхватить пистолет, чтобы выстрелить в Махно, опередил Чубенко: из револьвера-"библей", спрятанного в руке, он застрелил атамана (1).

Махновцы затем объяснили свой поступок и оправдались перед собранием, потрясенным этой жестокой развязкой. Часть партизан Григорьева присоединилась к Махно. О смерти Григорьева было сообщено телеграммой в Кремль. Благодаря этому поступку, комментирует Кубанин, «политические акции Махно поднялись очень высоко в глазах левых эсеров и анархистов. Революционная честь украинских мелкобуржуазных кругов была удовлетворена» (2). Во всяком случае, что касается большевиков, Махно вывел их из очень затруднительного положения. Здесь опять у него был ограниченный выбор, так как вскоре Григорьев, по всей вероятности, его бы предал в пользу белых. Часть солдат атамана впоследствии была призвана в красную армию и стала безжалостным противником махновцев, мстя им за смерть своего бывшего командира.

Что касается большевиков, они продолжали удерживаться на правом берегу Днепра, сохраняя большое расстояние между своими позициями и позициями белых. Их главное занятие состояло в «наведении дисциплины» в бывших махновских подразделениях, переименованных в 58-й дивизион, включавший три бригады, то есть в целом около 15 000 солдат, хорошо вооруженных и представлявших собой большую, но не используемую боевую силу. Бывший анархо-синдикалист Дыбец, вдруг назначенный политкомиссаром, затем вбил себе в голову задачу навести порядок в повстанческих подразделениях, хотя он абсолютно никогда не сражался против белых, удовлетворившись тем, что наблюдал издали результаты столкновений. С этого момента он отдается своей новой большевистской деятельности, считая Мелитопольский полк слишком «независимым» и слишком «запорожским», по его словам, он потратил целую неделю, чтобы найти войска для его усмирения и разоружения! Все другие полки дивизии, разумеется, отказались воевать против своих братьев по оружию. Дыбец нашел, наконец, в Херсоне отряд матросов и немцев-спартаковцев, всего 700 человек, хорошо вооруженных (пулеметами и артиллерией), которых он повел за собой, не сообщив в чем цель похода. Прибыв на место, он им объяснил, что взбунтовавшийся полк оставил фронт и не хочет воевать; отряд набросился тогда на мелитопольских повстанцев, готовых к бою, но в последний момент не захотевших стрелять по «своим»», из-за чего они были разоружены и расформированы, некоторые расстреляны. Эта «блестящая акция» на этом и закончилось для Дыбеца, так как высшее командование красной армии решило пожертвовать украинским фронтом и отдало дивизии приказ отойти в направлении Киева и центральной России. Кремль предпочел отозвать свои войска, чтобы использовать их для собственной защиты, так как наступление Деникина стремительно развивалось.

Бывшие махновцы не приняли это отступление, они не хотели оставлять родные края белым, а напротив, горели желанием их освободить. Следуя линии поведения, выработанной, когда Махно отказался от командования, многие бывшие махновские командиры, оставшиеся на своих постах - Калашников, Дерменджи, Буданов, Клейн, видя, что большевики не действуют в интересах революции, вновь обрели свободу действий, арестовали большевистских командиров и политкомиссаров, в т. ч. Дыбеца, затем увели дивизию почти в полном составе к Махно на железнодорожную станцию Помощная. По дороге был разгромлен карательный отряд матросов и «спартаковцев», который получил, таким образом, по заслугам.

В конце августа в Помощней произошло воссоединение махновского военного контингента, состоявшего теперь из 700 человек кавалерии, 3000 пехотинцев и мятежных подразделений красной армии. Махновская повстанческая армия была воссоздана в составе трех пехотных бригад посаженных на тачанки, кавалерийской бригады (под командованием Щуся), артиллерийского дивизиона, пулеметного полка и «черной гвардии» Махно, всего около двадцати тысяч бойцов. Много бывших солдат Григорьева были списаны из-за недоверия к ним, так как они были заражены антисемитизмом и лишены революционного сознания. Дыбец был приговорен махновским штабом к расстрелу, но Махно, под давлением анархистов, присоединившихся к его движению, его помиловал и отпустил вместе с женой Розой. Среди анархистов, присоединившихся к повстанцам, находились члены Конфедерации Набат, а также Волин, взятый в плен петлюровцами и освобожденный специально посланным для этого махновским отрядом.

В Одессе высадились войска белых, что заставило поспешно бежать чекистов и большевиков: они настолько отличились своими зловещими привычками, что не могли надеяться ни на какую поддержку населения; они присоединились к 45-й стрелковой дивизии под командованием Якира, который хотел отступить к Киеву, более чем на 500 км. Однако к Якиру присоединились многочисленные местные повстанцы, и он располагал, таким образом, значительными силами: в составе 45-й дивизии - 7500 пехотинцев, 500 кавалеристов, 81 пулемет, 34 пушки; в составе 47-й дивизии - 2600 пехотинцев, 40 пулеметов и 12 пушек; в составе 58-й дивизии и других различных частей - около 17 500 человек хорошо вооруженных и снаряженных, которые бежали перед 34-й стрелковой дивизией белых, состоявшей только из 1500 пехотинцев, 300 человек кавалерии, 12 пушек и 43 пулеметов! Якир объясняет в своих воспоминаниях, что ему приходилось прокладывать себе путь, потому что он был окружен со всех сторон врагами - белыми на юге и востоке, петлюровцами на западе и Махно, влияние которого, он боялся, разложит его войска! Особенно его беспокоило это последнее соседство, так как он хотел любой ценой избежать злоключений 58-й дивизии. Действительно, здесь было тоже большинство красноармейцев, выходцев из этого района, которые не понимали, почему отдают без боя всю эту часть Украины, и симпатизировали Махно. Один их большевистских руководителей, Голубенко, позвонил Махно по телефону и предложил ему сражаться вместе, но, разумеется, под командованием красных офицеров. Махно ему ответил: «Вы обманули Украину, а главное расстреляли моих товарищей в Гуляй-Поле, ваши остатки все равно перейдут ко мне, и посему я с вами со всеми, в особенности, ответственными работниками, поступлю так же, как вы с моими товарищами в Гуляй-Поле, а затем будем разговаривать о совместных действиях» (3).

В этих условиях большевистские руководители искали лучший способ избежать всяческого контакта с махновцами, укрываясь от их мести; тем более, что кроме чекистов, - которых следовало опасаться прежде всего, - в их рядах были партийные активисты и известные красные командиры: Федько, Котовский и Затонский. Среди них было также много военных «специалистов», бывших царских офицеров, перешедших на сторону ленинского режима: контр-адмирал Немитц, бывший командующий царским флотом на Черном море, Княгницкий, Каркавый, В.В. Попов и много других. Им всем было в чем себя упрекнуть по отношению к махновским повстанцам и белым; поскольку они не могли рассчитывать на своих солдат, чтобы победить Махно, им оставалось единственное - бежать. По совету Немитца, было решено отступать по голой степи, избегая железных и обычных дорог. Для этого были взорваны все бронепоезда дивизий, в Николаеве и Бирзуле, несмотря на сопротивление их экипажей, которые хотели присоединиться к Махно. Военное снаряжение и даже снаряды были уничтожены, не без труда, как отмечает Якир: «Потребовалась объяснительная и агитационная кампания, интенсивно проведенная партийной  организацией, дополненная проведением чрезвычайных репрессивных мер, для того чтобы каждый красноармеец ясно понял свою задачу и направил всю свою волю на выполнение своего долга» (4). Самое любопытное - это присутствие в составе этой красной армии отряда в 3000 партизан анархиста А. В. Мокроусова, который принял, не проявляя недовольства, это постыдное бегство, тогда как было достаточно договориться с махновцами, чтобы провести мощное контрнаступление против белых и далеко их отбросить. Понятно, до какой степени большевики отождествляли уже интересы революции с доминирующим и ни с кем не разделяемым положением их партии в ведении операций, и затем, как им удавалось присоединять к себе анархистов и революционеров другой принадлежности, используя пугало реакции, чтобы сплотить свои ряды.

Мы располагаем еще одной типичной иллюстрацией такой губительной политики: бунт командира армейского корпуса красных донских казаков, Миронова в августе 1919 г. Миронов не хотел согласиться с колебаниями и проявлениями диктата Москвы и решил сражаться одновременно против Деникина и против красной армии. Он заявил в распоряжении своим войскам, что берет на себя спасение страны в борьбе против белых, которую советская власть обеспечить не в состоянии, затем закончил следующим выводом:

Отсюда политическая программа "Российской пролетарско-крестьянской Республики" такова:

I. Вся власть принадлежит трудовому народу в лице подлинных Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов от трудящихся, которые должны быть исполнителями воли народа и его руководителями в созидании новой жизни. Следовательно, необходимо немедленное восстановление всеми мерами и средствами в центре и па местах доподлинной власти Советов путем перевыборов на основе свободной социальной агитации всех Советов, и созыва Всероссийского Съезда Советов представителей перевыбранных Советов.

2. Упразднение бюрократической власти, создавшей между трудовыми массами и властью непроходимую преграду, переизбрание всех исполнительных органов Советской власти и пересмотр всего личного состава советских сотрудников.

3. Упразднение Совета Народных Комиссаров с передачей всех функция Центральному Исполнительному Комитету.

4. Предоставление Советам широких полномочий на местах в хозяйственном строительстве страны.

5. Упразднение смертной казни.

Долой смертную казнь! Когда Керенский старался восстановить смертную казнь за неисполнение боевых приказов, коммунисты кричали, что Керенский палач, сами же теперь применяют ее на каждом шагу. Дезертиры, т. е. не признающие коммунистов, расстреливаются ими сотнями.

Еще раз: Долой смертную казнь.

6. Упразднение чрезвычайных комиссий и ревкомов.

7. Установление для революционных социалистических партий полной свободы слова, печати, собраний, союзов.

8. Неуклонное проведение в жизнь социализации земли и содействие объединению всех средств производства.

9. Социализация фабрично-заводской промышленности.

10. Пересмотр и установление справедливых налоговых ставок на Всероссийском Съезде Советов.

11. В целях борьбы с голодом: упразднение системы реквизиций, восстановившей деревню против города. Упразднение всех бюрократических учреждений по выкачиванию хлеба из деревни. Борьба с мировым империализмом для осуществления продуктообмена внутри Советской Республики через потребительно-трудовую крестьянскую и рабочую кооперацию на основе общероссийского плана.

12. Пока враг угрожает революции, существование Красной Армии жизненно необходимо, а потому рабочий и крестьянин должны смотреть на армию как на свое детище, без которого невозможно существование революции, а, следовательно, невозможна власть трудящихся над землею.

13. Желательно полное единение всех революционных сил на общей программе для скорейшего проведения в жизнь социального строя.

14. Всеми мерами и средствами остановить начавшееся коммунистами беспощадное истребление казачества, раскрыв трудовому крестьянству, чьих это рук дело и скрытый смысл этого адского плана. (5)

Миронов хорошо осознавал, что военные поражения красных были связаны с их репрессиями против народных масс, и видел выход только в настоящей борьбе против этих репрессии посредством свободно избранных советов. Его бунт потерпел неудачу: использовав переговоры как повод для встречи с мятежным командиром, его арестовали. ЧеКа приговорила его к смерти, но помиловала ради его популярности среди красных казаков.

Отступление Якира началось к середине августа и продолжалось двадцать один день, прежде чем его армия соединилась с 44-й дивизией красных поблизости Киева. По дороге она имела несколько боев с Петлюрой, против которого были использованы полки, считавшиеся расположенными к Махно, тогда как против Махно выставлены подразделения чекистов, и другие, более надежные войска. Кроме перестрелки в Помощней, военных столкновении с махновцами больше не было. Мокроусов спас экспедицию, взяв в плен весь штаб самой сильной петлюровской дивизии.

Это бегство большевистских войск оставило лицом к лицу трех противников - Махно, Петлюру и белых. Белые, из-за легкости, с которой они продвигались вперед до сих пор, совершили тяжкую стратегическую ошибку: вместо того, чтобы укрепится на линии фронта Одесса-Николаев-Елисаветград и прикрыть, таким образом, огромные территории, занятые на восточной Украине, они вбили себе в голову мысль об одновременном разгроме Махно и Петлюры. Однако в их распоряжении было около пятнадцати тысяч человек, безусловно, хорошо вооруженных и снаряженных, постоянно снабжаемых тыловыми базами, но все же недостаточных для задачи такого размаха. Основная группировка их сил, 150 000 человек, была задействована под Курском в их главном наступлении на Москву. Вначале петлюровцы уклонялись от сражения с ними, надеясь достичь политического соглашения на основе независимости Украины; поэтому белогвардейские части сошлись в районе Вознесенска - Елисаветграда, занятом махновцами. Штаб деникинцев имел тенденцию недооценивать их, учитывая неожиданный провал их фронта Мариуполь - Юзовка в мае-июне, истинные причины которого до тех пор оставались неизвестными белым. Вот как генерал Слащев, ответственный за операции, оценил впоследствии ситуацию:

Петлюра действовал вяло и нерешительно. Оставался один типичный бандит - Махно, не мирившийся ни с какою властью и воевавший со всеми по очереди. Единственно, в чем ему надо было отдать справедливость - это в уменьи быстро формировать и держать в руках свои части, вводя даже довольно суровую дисциплину. Поэтому столкновения с ним носили всегда серьезный характер, а его подвижность, энергия и уменье вести операции давали ему целый ряд побед над встречавшимися армиями.

Это уменье вести операции, не укладывавшееся тем образованием, которое получил Махно, даже создало легенду о полковнике германского штаба Клейсте, будто бы состоявшем при нем и руководившим операциями, а Махно, по этой версии, дополнял его военные знания своею несокрушимой волей, знанием местного населения. Насколько все это верно, сказать трудно, но факт только тот, что Махно умел вести операции, проявлял недюжинные организаторские способности и умел влиять на крупную часть местного населения, поддерживавшего его и пополнявшего его ряды. Следовательно, Махно являлся очень серьезным противником и заслуживал особенного внимания со стороны белых, в особенности, принимая во внимание их малочисленность и обширность поставленных задач.

Белые же, несмотря на указания боровшихся с Махно начальников, смотрели на его ликвидацию, как на вопрос второстепенной важности, и все свое внимание направляли на Петлюру. Эта слепота ставки и штаба войск Новороссии неоднократно и жестоко наказана. (6)

Можно привести в качестве анекдота легенду о «немецком полковнике Клейсте», который рассказывал, насколько офицеры военной академии, пропитанные своим «военным искусством», не могли даже подозревать наличия таких качеств у простого крестьянина, не имеющего к тому же военного образования. Отметим все же особое уважение, проявленное по отношению к Махно таким блестящим штабным генералом как Слащев, который затем перешел к красным и преподавал в Высшей военной академии красной армии!

Первое столкновение состоялось 20 августа, поблизости железнодорожной станции Помощная, когда 5-я стрелковая дивизия, брошенная на преследование войск Якира, которые бежали, как могли, натолкнулась на Махно. Это стало первой неприятной неожиданностью для белых - они были отброшены с серьезными потерями, утратив несколько бронепоездов, в том числе прославленный «Непобедимый». В последующие дни фронт стабилизировался на участке шириной около 80 км от Елисаветграда до окраин Помощнои. Махновская кавалерия опустошала тылы противника частыми набегами. Белые перегруппировали свои силы: 5-я дивизия, потрепанная и деморализованная, была размещена возле Елисаветграда; далее 4-я дивизия и смешанная бригада 34-й дивизии, всего 5000 человек, в том числе 2000 кавалерии, располагавшие 50 пушками и многочисленными пулеметами. Слащев имел план обойти Махно слева, в Ольвиополе, чтобы разжать тиски вокруг Елисаветграда, не допустить прорыва фронта в этом направлении и загнать Махно в тупик на севере и западе. Он использовал на острие атаки офицерские полки из Симферополя и Лабинска.

Наступление белых началось 5 сентября; они без труда заняли Арбузинку и Константиновку (см. карту 1, на которой представлены операции). Махно им ответил контрнаступлением. В следующие дни белые вновь взяли Арбузинку и захватили 300 пленных. Махновцы сдавались, когда у них не оставалось больше патронов, в полном отчаянии, так как они знали, что им нечего ожидать от победителей; общим правилом в то время было не отягощать себя пленными. Нехватка патронов и снарядов во время этих боев объясняет успехи белых, так как они имели постоянно налаженное снабжение благодаря их базе в Вознесенске. Аршинов пишет, что в это время две из трех атак махновцев имели целью овладеть боеприпасами противника. Это стало очевидно 6-го сентября, когда махновская пехота атаковала Помощную при поддержке нескольких бронепоездов, тогда как сам Махно во главе своей кавалерии атаковал белых с тыла в Николаевке и отбил у них подводы с боеприпасами. Белые закрепились в Помощнои. В последующие дни махновская кавалерия возобновила свои налеты на тылы противника и наносила ему чувствительные удары. Таким образом, она заставляла их оставаться на своих позициях, угрожая при всякой попытке наступления отрезать их от тылов. Во время этих боев погибли Петя Лютый и брат Нестора, Григорий Махно.

Затем бои переместились к востоку; вторая группа махновцев атаковала и разбила 5-ю дивизию, захватив пленных и овладев пушками. Штаб белых назначил тогда Слащева единственным командующим всех войск, задействованных против Махно, и приказал ему любой ценой защищать Елисаветград. Белые начали одновременное наступление в двух направлениях: против тылов второй группы махновских войск, спасая, таким образом, остатки 5-й дивизии, и против их первой группы в Новоукраинке; здесь, контратака махновцев отбросила белых на их исходные позиции в Помошной; этот бой им стоил 300 убитых и раненых. Слащев пишет, что в это время

Налеты махновцев на тылы белых все учащались и навели панику. Обстановка сложилась так, что атаковать было крайне тяжело, но малейшее промедление грозило гибелью, Махно атаковал бы сам, и измотанные войска белых, имея в тылу партизанскую конницу врага, конечно бы, не выдержали. Подтягивать кавбригаду, что требовало бы минимум сутки, не стоило, - до ее подхода белые были бы раздавлены превосходными силами Махно. Надо было либо немедленно отступать, чтобы за ночь оторвать свои части от махновцев и вернуть себе свободу действии, либо атаковать на рассвете (7).

Было принято второе решение. Действительно, если бы белые отступили, Махно занял бы Елисаветград и тем самым, открыл бы себе дорогу для возвращения на левый берег Днепра. На следующий день, на рассвете белые во главе с командирами пошли в атаку. Застигнутые врасплох махновцы, не имея по-прежнему достаточно боеприпасов, отступили, потеряв 400 человек пленными и 3 пушки. Осознавая всю серьезность ситуации, махновцы решили отступить к Умани, на запад и взорвали свои бронепоезда.

За блестящие боевые действия, бойцы 1-го Симферопольского офицерского полка получили 109 Георгиевских крестов и 7 военных медалей; их командир, полковник Гвоздаков, был произведен в генерал-майоры. Сам Махно признал умение своих белых противников:

По свидетельству Махно, это была, действительно, конница, достойная своего названия. Многочисленная конница красной армии, созданная впоследствии, была конницей скорее по названию. Никогда не была она способна на рукопашный бой, а действовала лишь тогда, когда неприятель бывал сбит орудийным и пулеметным огнем. За все время гражданской войны красная конница ни разу не приняла сабельного удара махновской кавалерии, хотя численно всегда превосходила последнюю. Совсем иное - казачьи и кавказские кавалерийские полки Деникина. Они всегда принимали сабельный удар и всегда шли полным карьером на неприятеля, не дожидаясь, когда огонь орудий и пулеметов дезорганизует его. (8)

Аршинов так комментирует эту оценку: «Тем не менее, и эта конница не раз ломала себе шею в ожесточенных боях с махновцами. Руководители деникинскх полков, в своих дневниках, попадавших после боев к махновцам, неоднократно отмечали, что война с махновской кавалерией и артиллерией есть наиболее тяжелое и страшное дело во всем их походе» (9). По словам Аршинова, Махно особо восхищался отвагой и презрением к смерти офицерских полков из Симферополя и Лабинска, которые были самыми ожесточенными в борьбе против него.

Отступление махновцев длилось около двух недель; они отступали шаг за шагом, в ожесточенных ежедневных боях, скованные в движении 8000 раненых и больных. Они дошли почти до Умани, занятой петлюровцами, которые до этого времени придерживались вооруженного нейтралитета по отношению к двум воюющим сторонам. Махновцы оказались между двух огней; поэтому они приняли с облегчением предложение украинских националистов о нейтралитете. Они эвакуировали 3000 раненых в Умань, отправили обратно небольшие партизанские отряды, которые не имели вооружения или были плохо вооружены, затем закрепились на территории 12 км в длину и 10 в ширину, приблизительно в тридцати километрах от Умани. Их контингент насчитывал около 8000 человек. Чтобы избежать всяческих недоразумений Военный Революционный Совет махновцев опубликовал листовку «Кто такой Петюра?». предназначенную для петлюровцев, в которой лидер националистов разоблачался как защитник буржуазных классов. Петлюровцы, знакомые с прецедентом Григорьева, не допускали, чтобы их войска вступали в контакт с повстанцами.

Белые следовали за повстанцами, решив покончить с ними. Они пошли на Умань и отрезали доступ к ней махновцам. Таким образом, махновцы оказались окруженными с грех сторон, взятыми в страшные тиски; их отступление длилось четыре месяца и увело их за 600 км от гуляйпольской базы. Момент был критическим, партизаны были истощены беспрерывными боями на протяжении более месяца, им ужасно не хватало боеприпасов, хорошо вооруженный и снабжаемый противник, состоящий из отборных, уверенных в себе войск, превосходил их в числе и горел желанием их уничтожить. Именно в это время Махно еще раз показал свои исключительные качества предводителя: он заявил повстанцам, что совершаемое до сих пор отступление было вынужденной стратегией, а теперь наступил момент навязать их собственную стратегию. Это заявление вызвало большой энтузиазм у повстанцев.

22 сентября боевые действия возобновились. Слащев использовал свои лучшие войска, в том числе Симферопольский офицерский полк, в качестве тарана, чтобы отодвинуть повстанцев к Умани, где он рассчитывал раздавить их окончательно. В этот раз у него был формальный приказ продолжать любой ценой операцию по уничтожению до ее окончания. Слащев имел все козыри на руках, так как обеспечил себе спокойствие со стороны Петлюры; он знал также, что у Махно катастрофически не хватает боеприпасов и по этой причине ему приходится отправлять людей. Воинствующими криками он призвал свои войска к энергичной атаке на противника. На протяжении нескольких дней вокруг Перегоновки происходили столкновения (см. карту операций № 2), в непосредственной близости от махновцев. Деревня неоднократно переходила из рук в руки. Махно, очевидно, хорошо изучил поле битвы, так как он расположил свои части в лесах и на высотах вокруг Перегоновки, которая была своего рода приманкой; он выжидал, когда белые бросятся на нее, чтобы их опрокинуть с тыла. Местность хорошо подходила для такого маневра: в этой части Украины степь изрезана достаточно глубокими оврагами, незаметными издали.

Решающая битва началась рано утром 26 сентября, цепи махновской пехоты атаковали позиции противника на востоке, тогда как кавалерия повстанцев раздавила Литовский полк на западе и затем, как было предусмотрено, ударила в тыл 1-ому Симферопольскому офицерскому полку (10), посеяв там панику.

Аршинов, свидетель и участник этой сцены, рассказывает, как битва достигла своего кульминационного момента в 8 часов утра, в настоящей пулеметной буре; махновская пехота начала терять опору и отступила до Перегоновки, преследуемая белыми, которые шли со всех сторон. Все члены повстанческого штаба, культурного отдела и женщины из медсанчасти вооружились винтовками и начали вести огонь по улицам деревни; казалось, что это конец. Вдруг огонь и залпы противника ослабели, затем совсем удалились. Что произошло? Противник был как бы сметен ураганом: это Махно и его «черная сотня», исчезнувшие накануне с наступлением ночи, обошли вражеские позиции и набросились на противника в решающий момент в неудержимой атаке. «Батька впереди!.. Батька рубит саблей!» - кричали повстанцы, бросаясь с удесятеренной энергией на врага. Это был рукопашный бой невиданной силы, «рубка», как говорили махновцы. Белые дрогнули, отступали, сохраняя порядок на протяжении нескольких минут, затем побежали, увлекая за собой все другие полки и подразделения; в панике все спасались бегством - охотники стали вдруг дичью, они пытались достичь речки Синюха, протекавшей в каких-то пятнадцати километрах от Перегоновки. Командир полка, недавно произведённый в генерал-майоры Гвоздаков, штаб Симферопольского полка и одна рота достигли первыми брода, затем продолжали бежать, не оглядываясь, как бы охваченные ужасом, так что к вечеру они достигли Лысой Горы, в 40 км отсюда, оторвавшись от остального полка. Один их спасшихся полковник Альмендингер, заместитель командира 2-го батальона этого полка, свидетельствует:

Штаб полка, 2-я рота, часть полковой пулеметной команды, батарея и обоз быстро отошли и успели захватить переправу у Терновки, но командир полка не стал удерживать ее до подхода других рот и поспешно отошел на Тышковку, а к вечеру очутился в с. Лысая Гора без полка. 1-я, 2-я, 4-я, 5-я, 6-я и 7-я роты с пулеметами отходили под сильным давлением махновской пехоты справа и с фронта и под давлением непрерывных атак конницы на левый фланг. Артиллерия противника, очевидно боясь попадания по своим, обстреливала какие-то объекты впереди наших рот. Войдя в лес, что восточнее Копеньковатого, ротам пришлось бросить пулеметы и патронные двуколки, ибо лес был окопан широкой и глубокой канавой, которую коням преодолеть было невозможно. Выйдя из леса, роты взяли направление на Россоховатое, но вынуждены были пройти севернее этой деревни, так как она уже была занята противником с артиллерией. Тщетно роты сигнализировали флагами, чтобы вызвать своих на помощь. Ответа не было. Кругом враг, впереди р. Синюха. Впоследствии выяснилось, что на переправе в Терновке видали флаги и все-таки командир полка решил оставить переправу, не дождавшись подхода своих рот. Роты шли обреченные на гибель. Знали, что пощады не будет. Двигались без дорог, по крупной пахоти.

Солнце начало припекать. По пятам двигалась пехота махновцев, но цепи наши расстрелу не подвергала, так как, по-видимому, у нее кончились патроны, что мы тотчас же почувствовали. Но кончался и у нас, носимый с собой, запас патронов. Конница противника все время набрасывалась на нас на обоих флангах, пытаясь бросанием ручных гранат вызвать среди нас панику, чтобы затем действовать холодным оружием. Нужно было непрерывно останавливаться и залповым огнем отбивать конные атаки. Падали раненые и, чтобы не попасть живыми в руки врага, сами себя достреливали. Легко раненые продолжали отходить с ротами. Подходили к реке Синюхе, но не знали, где находится переправа. Река глубокая и довольно широкая. Наконец, подошли к самой реке в излучине севернее Терновки. Несколько человек бросилось вплавь, часть потонула, часть вернулась обратно. Пехота махновцев остановилась. Отстреливаясь от конницы, роты двинулись вдоль берега реки, в надежде найти переправу. К 15 часам роты подошли к Буравке, откуда были встречены пулеметным огнем. Роты атаковали Бураковку и заняли ее, там им достался махновский пулемет. Только здесь, сделав без дорог по пахоти около двадцати верст, роты остановились и приготовились к последней обороне. К счастью, жители указали греблю, по которой можно было перейти на левый берег реки. Двинулись, нашли греблю и переправились через р. Синюху. В шести ротах осталось около ста человек. Куда идти? Предполагали, что штаб полка и команды находятся в Тышковке и решили двинуться на Константиновку. Медлить было нельзя, махновцы уже подошли к берегу. На встречные подводы посадили раненых. Стали приближаться к Константиновке. Одновременно туда же подошли какие-то колонны со стороны Терновки. Думали свои. Вдруг колонны стали разворачиваться, и артиллерия открыла по нам огонь. Раненые на подводах сразу повернули на Чуровку и ускакали в направлении Водяное-Карбовка-Глодосы-Новоукраинка, куда и прибыли поздно ночью. Оставшиеся около 60 человек под командой командира 2-го батальона кап. Гаттенбергера повернули цепью на Чуровку и стремились добраться до леса, что восточнее этой деревни. Не суждено было им уйти. Конные атаки они отбили, но артиллерия махновцев, выезжая поорудийно перекатами, расстреливала цепь картечью Патроны кончились. Оставшихся в живых конница перерубила. Капитан Гаттенбергер застрелился. Пленных не было ни одного. (11)

Рассказ Альмендингера соответствует почти полностью воспоминаниям Махно, озаглавленным «Разгром деникинцев», появившимся в № 4 газеты Путь свободы, от 30 октября, за исключением того, что кроме его полка, были порублены саблями и другие: сотни трупов усеяли дорогу на протяжении километров, как описывает Волин, который правдиво замечает: «Вот что было бы со всеми нами сейчас, если бы они победили. Судьба? Случай? Справедливость?» (12)...

Махно максимально воспользовался ситуацией: превратившись из дичи в охотника, он пустил во весь опор всю кавалерию и артиллерию вслед за белыми, затем бросился сам со своей черной сотней напрямик по проселкам преследуя деникинцев, и ему удалось захватить в плен штаб дивизии и резервный полк. Только нескольким сотням белых удалось уйти.

Добыча была огромной: 23 пушки, более 100 пулеметов, 120 офицеров и 500 солдат пленных. Много деникинских стратегов и офицеров предпочли покончить с собой, чем попасть в руки повстанцев. Поля были усеяны погонами и нашивками, владельцы которых скрылись в лесах. На следующий день крестьяне удивлялись такому странному урожаю (13). Это был разгром деникинского экспедиционного корпуса.

Результаты этой битвы под Перегоновкой неоценимы - по сути они решили исход гражданской войны. Именно это осознает другой оставшийся в живых деникинский офицер Сакович: он находился вблизи поля битвы, но его часть не вступала в бой, ожидая все еще продвижения махновцев на восток, где их ждала приготовленная Слащеным западня. Он слышал какое-то время интенсивную канонаду, затем наступила тишина; он почувствовал, что случилось что-то первостепенной важности:

На предвечернем, покрытом осенними облаками небе блеснули последние вспышки выстрелов и... все замолкло. Все мы, рядовые офицеры, чувствовали, что произошло нечто трагическое, хотя конечно никто не мог дать себе отчета в размерах постигшего нас бедствия. Никто из нас не знал, что в этот момент национальная Россия проигрывала войну. Кончилось - почему-то сказал я стоящему рядом со мной поручику Розову. - Кончилось... - мрачно подтвердил он. (14)

Почему все было кончено? Как бои, в которых участвовало немногим более десятка тысяч человек с каждой стороны, могли повлиять на исход войны, в которой противостояли сотни тысяч?

Несомненно, Махно разбил лучшие войска Слащева, который, несмотря на это, взял в плен 1000 раненных и бродивших вокруг махновцев, но белый генерал был не в состоянии организовать преследование повстанцев и довольствовался небольшими боями с желто-синими петлюровцами. Махно же не почил на лаврах; он бросил оставшихся у него 7000 человек сразу в трех направлениях: на восток - левый берег Днепра, их родину; главные силы в 3500 человек продвигались галопом к самым важным стратегическим точкам; сам Махно во главе своей черной сотни находился уже на следующий день после своей блестящей победы на расстоянии более 100 км оттуда. Воспользовавшись эффектом неожиданности, повстанцы молниеносно заняли все местности и все города, расположенные на пути их следования и обороняемые слабыми гарнизонами, за исключением Никополя, где они раздавили три полка дивизии Корнилова, взяв 300 пленных. За десяток дней галопом была освобождена огромная территория, включающая города Кривой Рог, Елисаветград, Никополь, Мелитополь, Александровск, Гуляй-Поле, Бердянск и Мариуполь.

20 октября, отряд авангарда занял в первый раз Екатеринослав, затем был оттуда выбит, пока лично Махно, с более многочисленными подразделениями не овладел столицей южной Украины. Еще более серьезным для белых был контроль махновцев над всей железнодорожной сетью региона, с важными железнодорожными узлами Пологами, Синельникове, Лозовой, а также взятие портов Мариуполя и Бердянска, где французы и англичане выгружали необходимое для Деникина снаряжение. Все нервные центры наступления Деникина на Москву рушились под таранными ударами махновцев. Белые были отрезаны от своих баз снабжения боеприпасами и провизией. Повстанцы дошли даже до ворот Таганрога, где находился главный штаб Деникина и были остановлены только в самый последний момент. Деникин был вынужден срочно призвать на помощь свои наилучшие казачьи войска Шкуро и Мамонтова, готовившиеся брать Москву. Действительно, красная армия была полностью разбита, в наиболее продвинутой точке деникинское наступление в этот момент находилось всего в 200 км от Москвы, а белые генералы спорили, кому выпадет честь войти туда первому. Что касается Ленина и большевистских руководителей, они готовились оставить Москву и укрыться в Финляндии, радуясь тому, что продержались дольше, чем Парижская Коммуна. Таким образом, Махно сломал хребет большому деникинскому наступлению, которое не могла остановить красная армия. С этой точки зрения битва под Перегоновкой была решающим военным событием всей гражданской войны. Летописец Махновщины прав, когда утверждает, что:

Мы, таким образом, в соответствии с исторической истиной, должны сказать здесь, что честь поражения деникинской контрреволюции осенью 1919 г. принадлежит, главным образом, махновцам. Не будь уманьского прорыва и последовавшего за ним разгрома тыла, артиллерийской базы и всего снабжения деникинцев, последние, вероятно, вошли бы в Москву приблизительно в декабре 1919 г. (15)

 

¹ Кубанин, стр. 82-83, цитирует рассказ Чубенко об этой сцене в своих показаниях ЧеКа.

² Там же, стр. 83.

³ А.Кривошеев. Ежедневная жизнь в красной армии. Воспоминания о XII-й армии. В кн. Гражданская война. Москва. 1923, т. II, стр. 201.

⁴ И.Якир. Об истории 45-й дивизии. Киев, 1929, стр. 234-236.

⁵ Д.Кин. Крестьянство и гражданская война. На аграрном фронте. Москва, № 11-12. стр. 123. и Россия XX век. Филипп Миронов, документы, Москва. 1997, стр. 285-286.

⁶ А.Я. Слащев, «Операции белых, Петлюры и Махно на юге Украины в 1919 г.», в журнале красной армии Военный вестник. Москва. 9-10, 1922. стр. 38-43.

⁷ Там же.

⁸ Цитируется Аршиновым, цит. соч., стр. 136.

⁹ Там же.

¹⁰ 7-я рота это офицерского полка полностью состояла из немецких колонистов, жаждавших покончить со своими заклятыми врагами махновскими «экспроприаторами».

¹¹ В.Альмендингер. Краткая история 1-го Симферопольского офицерского полка. Лос-Анджелес, 1963,стр. 16-24.

¹² Voline, La Revolution inconnue, Paris, 1947, p. 588.

¹³ Путь к свободе, № 4, от 3 октября 1919г., приведено Кубаннным, цит. соч., стр. 86.

¹⁴ Сакович. «Прорыв Махно», в Перекличка, Мюнхен, 1961, № 116, стр. 11-14.

¹⁵ Аршинов, цит. соч., стр. 144.