Индивидуальная автономия и коллективная сила

Александр Скирда

Глава 16

Обсуждение Платформы

Вначале завязалась полемика между переводчиком на французский язык, Волиным, и Ранко, который упрекал его в газете Ле Либертэр за плохой перевод некоторых терминов и выражений. Он даже предложил назначить одного из товарищей «экспертом», в присутствии которого обе стороны рассмотрели бы обоснованность обвинений. Но в назначенный день Ранко не явился на встречу145. Дело в том, что незадолго до этого ухудшились отношения между Волиным и Махно, а затем и Аршиновым. До этого Волин был полноправным членом Группы русских анархистов за границей и регулярно сотрудничал с Делом труда. Что могло вызвать напряженность между ними? Несомненно, некоторые личные и этические проступки Волина по отношению к Махно146; вероятно также, явное несогласие по поводу Синтеза, который уже несколько лет пытался пропагандировать Волин, ссылаясь постоянно на опыт Набата. Эта ссылка стала менее убедительной, когда газета Дело труда опубликовала письмо одного из основателей Набата, оставшегося в России, в котором функционирование Конфедерации представлено в совершенно иной форме, чем та, в которой оно представлено Волиным. Они противостояли друг другу и по социальному происхождению: Волин - буржуазный интеллигент, заботливо воспитанный гувернантками, которые обучили его иностранным языкам (он превосходно владел немецким и французским), тогда как Махно и Аршинов - очень скромного происхождения, не обладали такой свободой выражения мыслей и не пользовались таким вниманием среди товарищей. К этому добавилось посещение Волиным масонских лож, что полностью соответствовало его понятию Синтеза, но вызывало критику тех, кто видел в этом классовый коллаборационизм. Имела место также, как это не парадоксально, разница в анархистской культуре, но не в том смысле, в котором можно бы подумать: Аршинов и Махно были анархистами уже более двадцати лет и знали всех классиков, которых изучили в особенности на каторге, тогда как Волин был сформирован как эсер и примкнул к либертарным идеям под влиянием Кропоткина незадолго до 1914 года. Короче говоря, существовало много разных возможных причин для спора между старыми товарищами по борьбе 1919-1920 годов. Как это часто также бывает, жизнь в эмиграции и ее тяготы в огромной степени усилили разногласия.

В декабре 1926 года Группа русских анархистов за границей опубликовала коммюнике в Деле Труда с разоблачением вредной деятельности некоего Майского, которого в 1924 году привел в группу Волин и который уже был однажды исключен за свое дезорганизующее и неэтическое поведение. Это обстоятельство не помешало Волину дать рекомендацию этому субъекту, который уже однажды злоупотребил доверием товарищей. Группа высказала Волину публичное порицание. Это далеко не уладило конфликт между двумя сторонами.

Ответ некоторых русских анархистов на Платформу был опубликован в апреле 1927 года и подписан семью товарищами: Соболем, Флешиным, Шварцем, Молли Штеймер, Волиным, Лией, Романом, Эрвантяном. Но эта коллективная подпись не может никого обмануть: его автором был Волин, как это понятно уже по постоянным ссылкам на Набат и по его характерному стилю. Ответ представляет собой брошюру в 39 страниц мелкого шрифта, в которой использованы пространные отрывки из Платформы и которая содержит обычную критику всех ее основных положений. Имеются расхождения, касающиеся самой основы, как, например, по поводу слабости анархистского движения, которую можно объяснить, по мнению авторов Ответа, не отсутствием организации или коллективной практики, а многими другими причинами: 

а) Неясность ряда основных наших идей.

б) Трудность восприятия анархистских идей современным обществом.

в) Умственное состояние современных масс, не имеющих ни возможности, ни желания искать, обдумывать, сравнивать, и потому идущих по легчайшему пути, по линии наименьшего сопротивления, согласно предлагаемым демагогами разных оттенков «готовым» рецептам.

г) Жестокость и всеобщность репрессий по отношению к анархистскому движению, едва только оно начинает обнаруживать серьезные успехи.

д) Сознательный отказ анархистов от обычного и могущественного в руках всевозможных политических партий (особенно - партии большевиков) оружия: демагогии и выступления в роли безошибочного вождя, руководителя, спасителя.

е) Отказ анархистов от искусственно построенной организации и исскуственной дисциплины, создающих временную (но по существу бесплодную) силу политических партий.

Главный предмет спора - отказ авторов Платформы принимать во внимание Синтез. Другой пункт разногласия - понятие анархистской партии, которая тотчас была отождествлена с классической авторитарной политической партией. Далее в Ответе идут нападки на анархизм как классовую концепцию, так как он является, согласно тексту, в одинаковой мере общечеловеческим и индивидуальным. За руководством массами и событиями, подозревается в Ответе, скрывается стремление к господству над массами, вместо того, чтобы «служить им, быть их сотрудниками и их помощниками».

Что касается переходного периода, Платформа, согласно Ответу, отрицает его «платонически, на словах», тогда как на деле «признает его более чем кто-либо в наших рядах», и в действительности, якобы, является только «попыткой мотивировать эту идею и привить ее анархизму». Конструктивная часть Платформы была подвергнута столь же резкой критике, все было представлено в отрицательном свете. По поводу защиты революции рекомендовалось отдать предпочтение вооружению трудящихся и отдельных местных отрядов, а не повстанческой армии с общим командованием. Здесь урок русской революции не принят во внимание: вооруженные трудящиеся были быстро превращены в красногвардейцев, даже против воли, а отдельные вооруженные отряды легко уничтожены регулярной армией. Но предмет разговора в Ответе другой: он стремится доказать любой ценой антианархистский характер Платформы, и для этой цели годится любая чрезмерность, например, когда повстанческая армия почти естественно превращается в красную! Разумеется, со своим политическим сыском, своей Чека, якобы предусмотренной Платформой! Цель Ответа состоит в утверждении, что Платформа хотела «создания руководящего политического центра, организации армии и полиции, которые находились бы в распоряжении этого центра, что означает по сути введение переходной политической власти государственного характера».

Организационная часть Платформы также стала объектом подобного псевдоортодоксального гнева: Ответ обнаруживает в ней стремление к централизованной Анархистской партии, которой нечему было бы позавидовать даже у большевиков. В заключение Ответ заявляет без обиняков: «Да, идеологическая сущность большевиков и платформистов одинакова». Платформа - это только «скрытый ревизионизм в сторону большевизма и признания переходного периода», все в ней «неприемлемо: ее основные принципы, ее сущность и сам ее дух».

Эта атака по всем направлениям слишком систематична и пристрастна, чтобы ее принимать всерьез: она попахивает сведением личных счетов. Как можно представить себе авторов Платформы, в особенности Аршинова и Махно как скрытых большевиков? Когда они их били с оружием в руках, когда им пришлось увидеть своих лучших товарищей, погибших от рук большевиков? Их отделяет от большевиков пропасть, полная крови. Напротив, сам Волин многократно поддерживал двусмысленные отношения с большевистскими властями; но это не самое главное, в Ответе поражает отсутствие, за исключением идеализированного Набата, всяких ссылок на идеи и практику анархистского движения. Тем не менее авторы Платформы утверждали сами, что они не вносят никаких инноваций, а только повторяют приобретения идей и опыта движения. Мы сами видели, что уже Бакунин задумал создание специфической организации с «единством мысли и действия», то есть с коллективным методом действия и с «братским и постоянным контролем каждого всеми», что соответствует понятию «коллективной ответственности» в Платформе. Каждому, кто достаточно изучил историю движения, родство между Платформой и бакунинскими Братствами должно бы быть очевидным и не подвергаться никакой дискуссии. Ответ отличается тем, что слишком много места в нем занимает предвзятая критика и желание очернить.

Группа русских анархистов не ввязывалась в эти исторические и личные рассуждения: несколько месяцев спустя она публикует Ответ анархо-хаотикам в анархизме, в котором едкая критика, содержащаяся в Ответе Волина и компании, отклоняется пункт за пунктом, ее несостоятельность становится очевидной. Обвинение в желании «большевизировать анархизм» отброшено как самая подлая клевета. А этот аргумент в последующем стал расхожим для всех хулителей Платформы. Однако, уже в это время становятся известными и другие точки зрения, полные здравого смысла, как например, мнение Л.Г., опубликованное в газете Ле Либертэр: 

«Платформа в том виде, в каком она представлена на обсуждение, не является символом веры, не подлежащем критике: я сам и многие другие видят в ней некоторые довольно спорные положения. Ответ, который мне недавно довелось прочесть, содержит также немало ошибочных положений. Я приведу одно, чтобы не занимать много места в газете, а именно, желание видеть в одной организации собак, кошек, волков и ягнят, для того чтобы быстрее достичь цели, сказано в Ответе. Мне это смешно, так как в этой группировке будут только ссоры, укусы и раздутая ненависть. Я чувствую в Ответе много уколов, которые свидетельствуют о полном отсутствии толерантности. Исходя из всего этого, я хотел бы, чтобы оставили хоть немного эту пространную фразеологию о том, что будет завтра, и чтобы спустились на землю в современной пропаганде»147.

Два года спустя Волин, Флешин, Штеймер, Соболь и Шварц опубликуют обличительную статью против Дела труда, обвинив его в этот раз в проведении кампании против анархистов-интеллектуалов. Рабоче-крестьянский анархизм журнала квалифицирован в ней как «настоящий анархо-хулиганизм» (!?), сравнимый с антисемитизмом148! Во всем этом не хватало одной мелочи: дело в том, что кроме всей этой шумихи они были не в состоянии сочинить какой-нибудь текст, в котором были бы наконец изложены их собственные концепции. В этом нет ничего удивительного, такое поведение в общем встречается довольно часто: неспособные сами сочинить хоть что-нибудь положительное и конструктивное, некоторые индивиды, неважно, анархисты или нет, провозглашают свою принадлежность к тенденции скорее радикальной, по крайней мере, на бумаге, готовы наброситься на любое свершение с лупой в руке, чтобы провозгласить, что является хорошим, а что плохим. Зато эти надоедливые мухи, которые бестолку суетятся, не придают никакой важности мерзким запахам, в которых они живут и им это нравится. Действительность и ветер Истории их бесповоротно сметают, но следует знать, что подобное явление существует и время от времени появляется вновь.

На протяжении этого времени собрания по обсуждению Платформы, организованные Делом Труда, регулярно продолжались. 12 февраля 1927 года на таком собрании присутствовали активисты со всех частей света: Аршинов, Махно и четыре других члена представляли русскую группу; Пьер Одеон - анархистскую молодежную организацию Франции; Ранко был делегатом от польской группы; присутствовало несколько представителей Испании - Оробон Фернандес, Карбо и Хибанель; и некоторые участники, присутствовавшие по собственной инициативе - Уго Феделли, болгарин Павел, китаец Чэн, француз Дофэн-Менье и др. Собрание проходило в небольшом зале одного из парижских кафе; делегаты пользовались разными языками: звучали русский, немецкий и, разумеется, французский.

Первым выступил, как обычно, Аршинов, напомнивший основные тезисы своей группы и добавивший, что их выполнение касается также Франции и международного движения. Поскольку они в большинстве своем беженцы, им трудно действовать во Франции, им не хватает социальной базы и желательно создать международный орган на французском языке, который рассматривал бы основные вопросы движения. После него выступил товарищ из Испании и поделился подобными заботами в своем национальном движении. Одеон заявил, что он поддерживает Платформу и спросил, имеют ли присутствующие полномочия, чтобы принимать решения. Ранко предложил непосредственно избрать Временный комитет с целью создания Анархистского Интернационала. Многие из присутствовавших проявили сдержанность, тем не менее была создана Временная комиссия, состоявшая из Махно, Ранко и Чэна. Эта комиссия 22 февраля 1927 года разослала письмо всем интересующимся с кратким изложением сути дела на основе Платформы Русской группы. За ним последовал призыв созвать 20 марта в Бург-Ла-Рэн, в зале одного из кинотеатров Международную конференцию.

В назначенный день, перед многочисленными присутствующими Махно напомнил все ключевые положения, содержащиеся в Платформе как в программе. Аудитория отреагировала по разному. Луиджи Фабри предложил незначительное изменение, поддержанное французами и испанцами. Было достигнуто согласие о принципе создания международной организации, исходя из следующих положений, а именно признавать:

1) борьбу всех обездоленных и угнетенных против Государства и Капитала как самый важный фактор в анархистской системе;

2) борьбу рабочих и профсоюзов как важные методы революционного действия анархистов;

3) необходимость в каждой стране возможного общего Союза анархистов, имеющего ту же конечную цель и ту же практическую тактику, основанную на коллективной ответственности;

4) необходимость положительной программы действия и осуществления для анархистов в социальной революции149. 

В то время, когда шла дискуссия по этому предложению итальянских товарищей, французская полиция ворвалась в помещение и всех арестовала. Какой-то шпик или противник Платформы предупредил фараонов о том, что там что-то замышляется. Проект тем не менее не провалился, и временный секретариат, состоявший из Махно, Ранко и Чэна разослал 1 апреля 1927 года письмо, в котором создание Международной либертарной коммунистической федерации рассматривалось как факт и в котором были повторены в неизмененном виде предложения русской группы без учета поправок итальянцев. Это выглядело преждевременным и в особенности бестактным по отношению к итальянцам, которые не замедлили заявить, что они не могут «пока» присоединиться к этой инициативе. Другие участники собрания сделали также подобные заявления. Ситуация, таким образом, была заблокирована излишней поспешностью, или, если хотите, энтузиазмом Ранко и Махно.

На парижском съезде Союза французских анархистов, осенью 1927 года, сторонники Платформы одержали победу над приверженцами Синтеза и остальными сдержанно настроенными анархистами. «Синтезисты» во главе с Себастьеном Фором пошли на раскол и основали Федеральную Ассоциацию Анархистов. Старый трибун не был ни противником организации, ни пассивным, напротив, он хотел «организацию прочную, мощную, способную объединить в момент, определенный серьезностью обстоятельств, все бунтарские силы, состоящие из многочисленных и энергичных групп» и «пролетариат, втянутый в решающую борьбу серией беспорядков, выступлений, забастовок, бунтов, восстаний»150. В нем нет ничего общего с дилетантизмом Волина, и с давних пор он ощутимо жертвовал своей собственной персоной. Он возражал против положений Платформы, потому что считал их слишком сектантскими и предпочитал единодушие, разумеется в чувствах, типа «большой семьи», или, как он сам выражался, с юмором «общих объятий»; это достаточно приятно и преисполнено доброй воли. Старый пропагандист чувствовал, что анархистам вскоре чрезвычайно потребуется добрая воля и взаимопомощь, так как угроз социального и военного столкновения было предостаточно151.

В Италии вот уже несколько лет был установлен фашизм Муссолини и царила реакция. Эррико Малатеста находился под домашним арестом, его переписка проверялась цензурой. Ему удалось все же познакомиться с Платформой и написать критический отзыв, опубликованный вначале в Ревэй анаршист (Анархистское Пробуждение) в Женеве, а затем брошюрой в Париже. Хотя он также был сторонником организации, он не принимает ни понятие коллективной ответственности, ни существование Исполнительного комитета. Он считает, что авторы Платформы не могут «избавиться от навязчивой мысли об успехе большевиков в их стране; они хотели бы, подобно большевикам, объединить анархистов в какую-то дисциплинированную армию, которая под идеологическим и практическим руководством нескольких вождей пошла бы сплоченно на штурм существующих режимов и которая, одержав материальную победу, руководила бы строительством нового общества». Аршинов опубликовал в Деле труда статью Старое и новое в анархизме, в которой он отвечает на критические замечания и повторяет с неустанным терпением основные положения Платформы Русской группы. Махно также направил длинное письмо старому товарищу Бакунина, в котором их разногласия рассматривает как недоразумение. Малатесте из-за цензуры пришлось ждать почти год, прежде чем он смог его прочесть, и он сразу же дал ответ. Возможно, перевод затемнил смысл слов, но он по-прежнему остается враждебным по отношению к коллективной ответственности, которой он противопоставляет ответственность моральную, и к созданию Исполнительного комитета, который он считает подобным «правительству в правильной и должной форме» со всеми полицейскими и бюрократическими атрибутами! Махно ему ответил во второй раз: 

«Я считаю, что подлинно социальное движение, как я понимаю, анархистское движение не может выработать положительную политику прежде чем найдет более или менее постоянные организационные формы, которые дадут ему разные необходимые средства борьбы против различных авторитарных социальных систем. Именно отсутствие этих средств, особенно в революционный период, приводит к тому, что анархистская борьба вырождается в какой-то местный индивидуализм, все это потому, что анархисты, провозглашая себя врагами 'всех конституций вообще, увидели, что массы удаляются от них, так как они не внушают никакой надежды на какое-либо практическое осуществление.

Чтобы бороться и победить, нужна тактика, характер которой должен быть выражен в программе практического действия (...). В области практических свершений автономные анархистские группы должны быть способны в каждой новой появляющейся ситуации сформулировать проблемы, которые должны быть решены, и ответы, которые на них следует дать, без колебаний и без искажения анархистских целей и духа»152. 

Малатеста затем несколько изменил свое отношение к «коллективной ответственности», которая ему «кажется более уместной в армейской казарме», так как он ее понимал как «слепое подчинение всех некоторым». Он соглашается, что, возможно, дело в словах, так как речь идет о «согласии и солидарности, которые должны существовать между членами объединения (...), мы были бы близки к взаимопониманию»153. Конечно это непонимание со стороны ветерана движения было вызвано некоторой изоляцией и языковой проблемой.

Лидер ГКТРС (ГТК Революционного Синдикализма) и теоретик анархосиндикализма Пьер Бэнар принимает без колебаний коллективную ответственность. В статье об ответственности, помещенной в анархистской Энциклопедии, он возводит ее в фундаментальный принцип либертарного коммунизма. Она никак не упраздняет индивидуальную ответственность всех членов объединения, между ними нет никакого противоречия. Они дополняют и перекрывают друг друга: 

«индивидуальная ответственность является изначальной формой ответственности; она имеет источником сознание. Коллективная ответственность является ее социальной и конечной формой. Она распространяет ответственность индивида на коллектив расширяя ее таким образом в соответствии с принципом естественной солидарности, который является одновременно физическим законом, действующим как для социальных составляющих, так и для других частей любого тела, одушевленного или неодушевленного, она делает каждого индивида ответственным за свои поступки перед целым коллективом. И, соответственно, путем контроля, она делает коллектив ответственным перед всеми индивидами. Как и сам федерализм, одним из основных элементов которого она впрочем является, коллективная ответственность действует в двух направлениях: восходящем и нисходящем. Она вменяет индивиду в обязанность отвечать за свои поступки перед многими и многим отвечать за свои перед индивидом. Следовательно, можно сказать, что обе формы ответственности взаимоопределяют друг друга. Коллективная ответственность освящает и уточняет ответственность индивидуальную»154. 

Бэнар видел в этом позитивный фактор, придававший организации одновременно методичность и гибкость вместе с максимумом силы сжатия и расслабления.

Мария Изидина также опубликовала статью - Организация и партия, содержащую критику коллективной ответственности, которой она противопоставляет ответственность моральную. В особенности она не согласна с принципом принятия большинством решения, которое меньшинство должно безропотно выполнять. Аршинов немного спустя напечатал на нее ответ.

Махно выступил с резким ответом на критические замечания, авторы которых пытались показать якобы антианархистский характер Платформы. Он отвергает, в частности, критику Малатесты по поводу тактического единства, и выступает против использования любой тактики любым членом анархистской организации, взгляда, который он приписывает старому итальянскому агитатору. Распыление сил не может привести ни к чему, и во время революционной ситуации невозможно таким образом пойти навстречу массам, - замечает он155.

В том же номере журнала напечатана статья В.Худолея, русского анархиста, оставшегося в СССР, и горячего приверженца Дела Труда. Автор раскрывает новизну положения, внесенного Платформой и касающегося превосходства политики над экономикой, то есть объединенной идеологической группы над профсоюзом. Так, Либертарная коммунистическая партия является для него «сознательным меньшинством, направляющим своим примером революционное движение к либертарным целям». Рабочие и крестьянские организации, профсоюзы и кооперативы составляют действующее меньшинство, которое совершает революцию. Чтобы показать корни этой концепции он ссылается на Бакунина. По названию «Всеобщий союз анархистов» можно подумать, что все анархисты должны бы чувствовать себя обязанными стать его членами, тогда как на самом деле это не так. Худолей предпочитает термин «партия» как более точный, так как она объединяет только часть анархистов, отобранных на основе теоретической близости и общего желания вступить в нее, что вовсе не предполагает раскол с остальными анархистами внутри движения. Короче говоря, не следует препятствовать приверженцам единой теории объединяться в партию. Как бы там ни было, группы остаются автономными и могут выдвигать критерии принадлежности, которые им подходят. В конечном счете, автор удивлен тем, что проект, который каждый может принять или нет, вызвал столько шума.

Все в том же номере журнала Аршинов напечатал отчет о дискуссии, которую вызвала Платформа. Он называет четыре распространенных реакции: враждебность, непонимание, преднамеренное и непреднамеренное незнание и благожелательность или даже энтузиазм. Результаты им оцениваются как слабые, принимая во внимание поставленные цели, но это можно объяснить упадком анархизма во многих странах. Несмотря на это, Платформа является единственной за последние десять лет попыткой сделать практический и положительный шаг в направлении развития движения. Аршинов цитирует однако очень критическое письмо одного товарища из СССР: 

«Я считаю, что вы чересчур перегнули палку в сторону организации, партии и т. д. Ваша мысль мне представляется таковой: большевики победили организацией, значит и мы должны иметь организацию. Конечно, наша армия будет не красной, а черной, наше ГПУ будет не государственное, а что-нибудь другое, наша партия будет не централистская, а вроде федералистической; но армия, ГПУ и партия как-нибудь у нас должны быть. С этим и я и многие здешние товарищи не согласны. Дело не во внешней победе, которая может быть таким способом обретается, а в настоящем приближении к анархизму. Очень ценны ваши усилия, чтобы выбраться из болота общих мест, использовать опыт последних лет... но я считаю, что вы поддались соблазну большевизма». 

Корреспондент считал необходимым, несмотря на все, подчеркнуть ценность журнала, его серьезность и хладнокровие в постановке вопросов. Для него и его товарищей это служит знаком, что анархизм жив.

Аршинов приводит другие разногласия по многим положениям Платформы, производству, защите революции или же употреблению некоторых терминов. Он замечает, тем не менее, что враждебные отклики до этого дня упустили главный факт: «понимание нашего подхода к организационной проблеме и методу ее решения». Прежде всего Платформа является попыткой решения определенной практической проблемы. Тот, кто не боится смотреть прямо на настоящее положение движения, поймет ее без труда. Например, в русском анархистском движении в настоящий момент существует две тенденции: одна, вносящая путаницу, обосновавшаяся в Соединенных Штатах вокруг журнала Рассвет и поддерживающая двусмысленные отношения с русской реакционной эмиграцией; вторая, мистическая, в Москве. В движении сосуществует также целая серия других тенденций или оттенков, которые не имеют ничего общего с рабочим революционным анархизмом. В этом нет ничего нового, так было во все времена, и именно из-за этого движение никогда не могло действовать сплоченно и согласованно, его действия были противоречивыми и даже антагонистскими и сводили на нет всю практическую работу. Его среда в такой мере обременена этими противоречиями, что стремление объединить ее или «синтезировать» напрасно. Единственным путем для выхода из хаоса и оздоровления движения является отбор формирование ядра активных борцов на основе четко определенной и единой теоретической и практической программы и проведение идеологического и организационного размежевания. Именно к этому призывает Платформа. Теоретически и тактически объединенная организация (партия) устранит из нашего движения все грубые противоречия, как внутренние, так и внешние, которые отталкивают трудящихся, продемонстрирует могущество идей и тактики либертарного коммунизма и объединит вокруг него, вне всякого сомнения, революционную часть крестьянства и рабочего класса. Наконец, пусть те, кто не согласен с этим выступлением и этими идеями, выдвинут свои, чтобы стала ясной альтернатива.

Во второй части своей статьи Аршинов дает ответ на замечания по некоторым пунктам. По поводу производства, некоторые сочли, что предложенное единство противоречит децентрализации, что рабоче-крестьянские советы, фабрично-заводские комитеты больше соответствовали бы строю свободных советов, чем идее анархистской коммуны. Единство производства означает, что весь его процесс является коммунистическим и принадлежит всем, а не отдельным группам или индивидам, в противном случае это будет реставрация капитализма. Это единство никоим образом не влечет за собой централизм, совершенно напротив. Если мы его противопоставили децентрализации, то исключительно для того, чтобы оно не стало принадлежностью отдельных, конкурирующих между собой групп. Что касается роли советов, она имеет исполнительный и технический характер, как в производстве, так и в потреблении. Они не имеют ничего общего с политическими советами, члены которых не имеют никакого отношения к производству. В Платформе набросана только схема первого этапа пути построения анархистской коммуны. Если в ней имеются ошибки или неточности, коллективный разум движения их заметит и исправит. Авторы первыми пойдут им навстречу, так как их забота не в том, чтобы скрывать проблемы, а в том, чтобы их решать, это в духе самого настоящего анархизма. Впрочем, они будут решены коллективной мыслью и практикой движения.

По вопросу организации более всего подвергалась критике форма «партии», поскольку она, по всей видимости, противоречила принципам анархизма. Это необоснованно, так как ложно и абсурдно считать, что партия должна обязательно быть авторитарной организацией, стремящейся к власти. Это попросту объединение лиц, разделяющих определенные убеждения и стремящихся к точно намеченным целям, которые автоматически не являются завоеванием власти. Исполнительный комитет, подвергшийся такой резкой критике, как указывает его название, является чисто исполнительным, то есть осуществляет технические задачи, которые ему поручает съезд. Впрочем, подобные комитеты всегда существовали среди анархистских организаций, например теперешний анархистский профсоюзный Интернационал имеет в качестве эквивалента Секретариат. В заключение Аршинов констатирует, что большинство критических замечаний основывается на ложной интерпретации или на преднамеренном искажении; вследствие этого он отправляет авторов первых внимательнее прочесть текст Платформы, а в отношении авторов вторых признает свое бессилие. На этом он заканчивает подведение итогов трех лет различных дискуссий и полемик.

В конце этого номера журнала опубликовано письмо коллектива анархистов Москвы, подписанное Боровым, Бармашем и Рогдаевым, которое приветствует выступление Дела Труда как единственное, что может вытащить революционный анархизм, застрявший в наезженной колее. Возможно, это служит сигналом, но в анархистских кругах СССР, которые до сих пор режим с трудом терпел, ГПУ провело облаву. Подписавшиеся под письмом в Дело Труда Худолей и десятки других были схвачены, брошены в тюрьму, отправлены в лагеря. Все связи с Западом, разумеется, прерваны и запрещены. Любопытно, что одновременно французская полиция задержала Аршинова, которому вменялась в вину деятельность, несовместимая со статусом политического беженца: в январе 1930 года он был выдворен в Бельгию. Под совместными ударами сталинских и республиканских репрессий работа по разъяснению и связям, предпринятая Делом Труда, оказалась свернутой в Европе. После нескольких месяцев перерыва журнал все же появляется вновь, но в этот раз в Соединенных Штатах в Чикаго. Аршинов продолжает свое сотрудничество с ним, но нерегулярно. Неожиданно, как гром с ясного неба, он публикует брошюру, в которой, ссылаясь на работу Ленина Государство и революция, он признает необходимость диктатуры пролетариата как единственный выход из теоретического исторического тупика того времени. В результате испанского революционного движения 1931 года он видит для испанских анархистов только одну альтернативу - установить диктатуру пролетариата или же эволюционировать в сторону реформизма и оппортунизма. Этому неожиданному анализу соответствует совет, приводящий в еще большее замешательство: установить контакт с посольством СССР и коммунистическими партиями всех стран!

Это отступничество однако уравновешено резкими статьями против большевизма и Сталина, появившимися в то же время. Как объяснить это сбивающее с толку противоречие? Единственный логический ответ можно найти в свидетельстве Николы Чорбаджиева, близкого друга Махно и Аршинова, с которыми он жил несколько лет в Венсэне. Вследствие решения о выдворении из Франции, отмененного некоторое время спустя благодаря вмешательству нескольких известных французских личностей, Аршинов испытывал значительные трудности материального плана а также в отношениях со своей женой, уставшей от жизни в изгнании. Разочарованный постоянными спорами и подавленным состоянием анархистского движения, он обратился к Серго Орджоникидзе, в то время близкому к Сталину и всемогущего, с которым он лично познакомился двадцать лет назад, когда они сидели в одной камере в тюрьме. Орджоникидзе пообещал ему помочь вернуться на родину, но, разумеется, поставив определенные политические условия: он должен был отказаться от всех своих критических выступлений против большевизма и порвать с анархистским движением. Аршинов решился это сделать, не без мук совести, так как ему было трудно отказаться от всей своей прошлой деятельности, не только от двадцати пяти лет анархистской борьбы, но и от пяти лет созидательной работы в Деле Труда. Поэтому в двух брошюрах, которые он опубликовал, чтобы признать существование диктатуры пролетариата и «рабочего» государства в СССР, не содержится никакой критики собственной деятельности, а только подробная констатация отрицательного итога анархизма в разных странах мира, так что на почти пятидесяти страницах текста содержится всего три или четыре действительно компрометирующих в политическом смысле, как, например, совет установить контакт с советским посольством и защищать рабочее государство от растущей опасности мировой реакции. Прежде чем Аршинов вернулся в СССР в 1933 году, Никола Чорбаджиев поставил ему вопрос: «Ты стал большевиком?». Аршинов ему ответил: «Ты считаешь, что я способен на это?» и объяснил ему свое возвращение отсутствием перспектив активной борьбы во Франции и в Европе, тогда как в СССР он был готов даже поступить в Коммунистическую партию, чтобы продолжать работать для анархизма156.

Таким образом, это больше похоже на поступок, мотивированный личным отчаянием, чем на действительную политическую эволюцию. Во всяком случае, Аршинов был расстрелян в 1937 году в Москве по обвинению в попытке «реставрировать анархизм в советской России». Следовательно, он, кажется, приступил к осуществлению своего плана подпольной деятельности. Это нам представляется вполне соответствующим его фанатичному рабочему анархизму, его воинствующему экстремизму и сильной воле, качествам, которые он неоднократно проявлял ранее.

Как повезло противникам Платформы! Их злейший враг своим поведением неожиданно подтверждал их обвинения. Они не преминули заявить об этом громогласно и без тени смущения. Дальше всех зашел наверное Макс Неттлау. Не будучи лично знаком с Аршиновым, он хладнокровно заявил, что тот никогда не был анархистом: он, якобы, сохранил еще с 1904 года свои большевистские убеждения, и в анархизме его привлекала только радикальная и террористская сторона. По той или иной причине, он не вернулся с повинной в 1917 году и сейчас исправляет эту ошибку, и Неттлау желает ему «счастливого пути» и радуется этому избавлению от третьего лишнего157.

На наш взгляд, это было несколько поспешно, так как Аршинов, хотя и был глашатаем Платформы, не был ее единственным автором, и, кроме того, следовало также установить явную причинно следственную между этим текстом - постулатом которого было беспощадное осуждение большевизма - и его возвращением в СССР. Нам кажется, такая связь отсутствует. В самом деле, существует одно обстоятельство, которое нельзя упускать из виду, если действительно иметь желание понять выступление Дела Труда. Ведь Махно и Аршинов более пятнадцати лет, с 1906 по 1921, участвовали в анархистском движении, они начинали с тактики прямого действия, затем была ссылка и наконец революция и замечательное украинское повстанческое движение, известное под именем махновского. Поэтому в Платформе они изложили на бумаге уроки и опыт всей своей деятельности и вооруженной борьбы. Отбросить Платформу значит «выплеснуть младенца вместе с водой», то есть отбросить самый радикальный, наряду с Испанией 1936-1939 годов, революционный опыт столетия. Вот почему мы считаем неуместной и особенно непоследовательной всю эту мелочную критику Платформы, подвергавшую «допросу под пыткой» ее авторов, взвешивавшую миллиметровые оттенки и постоянно выискивавшую «лукавого» - пресловутую большевизацию анархизма - между строк этого текста, прозрачного, как вода горного источника. Такое отношение граничит с «негативизмом», относительным или абсолютным, неисправимым пороком определенной анархистской традиции.

Что же столь чрезвычайного представляет собой эта знаменитая Платформа? Чтобы избавиться от постоянной нечеткости и распыленности идей, она рекомендовала выработать связную теорию и последовательную сплоченность в действии. Это неизбежно означало определение либертарной коммунистической программы и последовательной политической линии. Все это должно было осуществляться коллективно, а не несколькими признанными лидерами или вождями. На самом деле это означало возврат к бакунинской традиции Альянса и Братств в свете боевого и исторического опыта, приобретенного авторами этого текста. Кто мог возражать против этого? Все те же, извечные слабовольные, неисправимые болтуны, все те, у кого, несмотря ни на что, было что терять, то ли свое мелкое тщеславие, то ли свое в конечном счете удобное положение в существующем обществе. Как бы там ни было, главное противостояние исходило со стороны русской эмигрантской среды, которая не имела ничего общего с махновскими украинскими крестьянами, и нескольких престарелых патриархов анархизма. Поэтому синдром Маркса, который нанес большой ущерб до 1914 года был выгодно заменен на синдром Ленина и монолитной партии, так что говорить о «партии» стало все равно, что размахивать веревкой в доме повешенного. Возможно, Аршинов, Махно и их товарищи должны были действовать более осмотрительно, использовать эвфемизмы, расставить повсюду вопросительные знаки, идти более осторожно, тогда как они как «достойные казаки» сопротивлялись и рубили шашками бестолковые головы Анархии!

Отступничество Аршинова не помешало Махно продолжить распространение основных идей Платформы. Он обратился с пламенным призывом к участникам Съезда Революционного Коммунистического Анархистского Союза, состоявшегося в мае 1930 года в Париже158. Безрезультатно, поскольку сторонники Платформы оказались на нем в меньшинстве, 7 групп против 14. Верно, что Аршинов нашел в них тенденцию уклона к централизму, какое-то буквальное применение организационных принципов, не сохраняя при этом их дух. Пришлось ждать 1934 год, прежде чем внутри Союза Анархистов (определения «коммунистический» и «революционный» между тем были сняты) установится «священный союз», из-за все более тревожного международного положения и попытки переворота крайних правых сил во Франции 6 февраля 1934 года. В это время сформировалась однородная тенденция «платформистов» под названием Либертарная Коммунистическая Федерация. Затем Народный Фронт и события в Испании поляризовали внимание и усилия, так что практическое единство стало преобладать над теоретической разобщенностью.

 Index

Return to The Nestor Makhno Archive