НЕСТОР МАХНО: КАЗАК СВОБОДЫ (1888-1934)

 Александр СКИРДА

---

 

XXXI : Об обвинениях в бандитизме и антисемитизме

Махновщина, как подрывное для установившихся режимов социальное движение, ставившее своей целью во имя Анархии уничтожить всякую государственную власть и обеспечить самоуправление трудящихся, не могла быть побеждена врагом сама по себе. Ее следовало любой ценой опорочить и представить под менее благородной личиной. Отсюда - много раз выдвигавшиеся против нее обвинения в бандитизме, грабежах и разбойничестве, а также в антисемитизме. Поскольку сила обвинения во многом определяется авторитетом обвинителей, рассмотрим, что они собой представляли.

Австро-германская военщина вполне естественно рассматривала повстанцев как «бандитов», исходя из того, что они были «нерегулярной» армией. Однако ей было труднее называть их «ворами» или «грабителями», ввиду того, что ее собственные подвиги на этом поприще обязывали к некоторой скромности. Белые в этом отношении были далеко не безупречной белизны. Эти «господа военные» не один раз опустошали оккупированные территории. Красные, которые регулярно обирали всю Украину и возвели грабежи в государственный ранг, также были не в праве высказывать подобные суждения. Хотя «настоящими» бандитами, очевидно, были не те, кого принято так называть, - факты свидетельствуют против самих обвинителей, - рассмотрим, тем не менее, поведение махновцев по отношению к населению.

Для этого обратимся к советским источникам того времени, которые трудно заподозрить в симпатии: по словам Ефимова, «Основной принцип - ничего не отбирать от крестьянства - проводился строго. Этот принцип мог быть нарушен по инициативе, а иногда исключительно постановлением махновского отряда, или, вернее, командного состава этого отряда» (1). Для другого комментатора, Лебедя, Махно и Военный Революционный Совет «стараются сохранить "святость народного повстанчества" своей армии. Часто имеют место случаи, когда повстанцы за грабежи расстреливаются; запрещается конфисковать имущество, брать зерно на ветряных мельницах, смена лошадей на поле в отсутствие хозяев запрещается; махновцы дают за одну лошадь несколько своих уставших; Махно напоминает, что повстанцы должны быть вежливыми и предупредительными с местным населением» (2).

Лебедь констатирует, что в ответ местное население снабжало повстанцев, ухаживало за их ранеными, давало сведения о передвижениях красной армии. Кубанин еще более категоричен: после тщательного изучения махновских архивов он утверждает, что командование принимало все необходимые меры, чтобы избежать актов грабежа и бандитизма, в особенности в 1918 и 1919 (то есть, пока они не воевали с красной армией). Мандаты на обыски и конфискацию «выдавались только Военным Революционным Советом, штабом и интендантским службами движения»; в противном случае командование отряда несло ответственность за поведение его членов. Кубанин вынужден констатировать, что «В период господства махновцев в Екатеринославе "такого повального грабежа", как при добровольцах, при Махно не было. Большое впечатление произвела на население собственноручная расправа Махно с несколькими грабителями, пойманными на базаре; он тут же расстрелял их из револьвера» (3).

Тем самым Кубанин официально отклоняет - редчайший уже по тем временам факт - странное утверждение своего товарища по партии Христиана Раковского, по мнению которого «махновская армия имела закон, официально разрешавший грабежи два дня в месяц. Но, конечно же, махновцы превращали эти два дня в целый месяц (4)». Это утверждение выглядит менее странно, если знаешь, что Раковский на основании докладов чекистов и политкомиссаров написал жалкую брошюру о положении в украинской деревне, сидя в своем уютном кабинете марионеточного президента. Кубанин добавляет еще, что ценности, захваченные махновской армией, распределялись местным населением и интендантской службой движения. Каковы были эти «ценности»? Речь идет о ценностях, изъятых у помещиков, городской буржуазии и со «складов» белых и красных, собранных в результате систематического ограбления трудящихся.

Вследствие этого, нельзя не заметить, что ни одно из обвинений в бандитизме, выдвигаемых и теми и другими, не выдерживает первого серьезного рассмотрения фактов. Как, несмотря на все, их можно объяснить? Возможно, тем вековым страхом, который испытывает буржуазия и мелкая сельская знать по отношению к темной и безымянной крестьянской массе, к «мужикам», гнева отмщения которых небезосновательно опасаться. Можно говорить, напротив, о мечте замечательного прошлого крестьянства, о ненависти к городу, нездоровому месту, где обитают власть предержащие, центральные органы управления, эксплуататоры и их лакеи. Такая характеристика нуждается в смягчении, поскольку в сельской местности на Украине тогда повсюду были разбросаны небольшие города от десяти до двадцати тысяч жителей, как Гуляй-Поле, и она не соответствует классическому представлению марксистов о крестьянстве; здесь крестьяне не жили замкнуто в своей среде, наоборот, между ними устанавливались тесные связи посредством бесчисленных ежегодных ярмарок и непрестанных обменов различными продуктами. Неизбежно напрашивается другое объяснение: называть «бандитами» людей, которые борются за свою независимость - образ мыслей органически непостижимый для всякого любителя власти над другими - позволяет относиться к ним бесцеремонно: поголовное уничтожение пленных и подозрительных, нарушение заключенных соглашений, презрительное отношение к данному слову, все способы хороши для интриганов-государственников. Таким образом, это был в особенности политический аргумент, необходимый для того, чтобы дисквалифицировать противника и лишить его всякого права на ответ.

Обвинение в антисемитизме построено по такой же логике. Махновское движение объединило, не проводя различий, представителей различных этнических общин, проживавших в районе его влияния, а именно: украинских крестьян, составлявших подавляющее большинство, около 90% по данным Аршинова. потом от 6 до 8% кресть­ян русского происхождения, затем членов десятков сельских еврейских и греческих общин района, в меньшем количестве грузин, армян, болгар, сербов, черногорцев и немцев. Это обстоятельство в достаточной мере объясняет отсутствие шовинистических националистических чувств в движении. Впоследствии, в ходе борьбы против красной армии, дезертиры, среди которых было много донских казаков, присоединились к повстанцам. Кубанин дает цифру 17 еврейских сельскохозяйственных колоний, которые находились в сердце Махновщины - Александровском и Мариупольском уездах - и пишет, что здесь еврейский крестьянин был «братом» для крестьян иного национального происхождения, поскольку так же был настроен, как и они, против помещиков (5).

Уточним, что принадлежность к какой либо национальности указывается здесь лишь примерно, так как нужно выяснить, как определяли себя сами повстанцы. Например, Нестор Махно не называл себя тогда украинцем, а просто анархистом: своим убеждениям он презирал любые национальные различия. Он даже не владел полностью украинским языком, - он усовершенствовал его только в изгнании, - а пользовался русским языком, самым распространенным в царской империи. Затем, со времен революционной юности у него были идейные и боевые товарищи еврейского происхождения, которые, впрочем, составляли подавляющее большинство русских и украинских анархистов, и у него никогда с ними не возникало никаких трудностей в общении с ними. Во время возвращения из Москвы, в конце июня 1918 года, Махно спас от верной смерти его друг Моисей Коган, также родом из Гуляй-Поля, который затем в 1919 года стал председателем местного совета. Впоследствии Махно безжалостно подавлял любое проявление антисемитизма в районе влияния махновского движения. Когда в 1919 году какие-то личности, выдававшие себя за махновцев, совершили репрессии против украинских и еврейских крестьян, Махно опубликовал воззвание ко всем крестьянам, в котором он решительно протестовал против подобных актов, угрожая даже покончить с собой, если его имя будет использоваться для прикрытия таких отвратительных действий. Такое отношение с его стороны произвело сильное впечатление на население (6). Когда вследствие провокации деникинских агентов, повстанцами были убиты несколько членов еврейской колонии, Махно настаивал, чтобы виновные были расстреляны, а не просто посланы на передовую, как это решила смешанная следственная комиссия махновцев и большевиков. Затем он распорядился раздать в еврейских сельскохозяйственных колониях района винтовки и патроны, в то время когда оружия очень не хватало бойцам на фронте, за что получил упреки со стороны некоторых повстанцев и крестьян. В ответ он взял на себя инициативу организовать исключительно из еврейских бойцов артиллерийскую батарею и взвод прикрытия, состоявшие из бывших солдат русско-немецкой войны, под командованием Абрама Шнейдера. Это подразделение героически защищало подходы к Гуляй-Полю от казаков Шкуро и погибло, уничтожив значительное число нападавших.

Кроме того, в одном из Гуляйпольских полков было двести пехотинцев-евреев, большое число других были рассыпаны в разных махновских частях. Многие коман­диры, среди которых Тарановский, последний начальник штаба движения и Лев Зиньковский, начальник личной охраны Махно во время перехода в Румынию, были евреи. Из пяти членов культурного отдела движения трое - Елена Келлер, Яша Суховольский и Иосиф Готман, по прозвищу Эмигрант (двое последних затем расстреляны ЧеКа) - тоже евреи. Исаак Тепер, редактор харьковской газеты Голос махновца в октябре 1920 г., и другие видные члены Набата - Мрачный, Горелик, Арон Барон и Волин - также были еврейского происхождения. Таким образом, просто здравый смысл заставляет сделать вывод: если бы махновское движение или Махно имели антисемитские тенденции, ни один из этих повстанцев и анархистов еврейского происхождения не стал бы их терпеть и покрывать, и они все бы немедленно отмежевались от движения. Напомним также главную причину казни атамана Григорьева: за отданные им приказы, поощрявшие погромы. Впрочем, погромы имели место в губерниях Украины с большой плотностью еврейского населения, то есть в ее западной части; их не было в Таврической и Екатеринославской губерниях. Волин цитирует в своей работе выводы Чериковера, специалиста по исследованию еврейских погромов на Украине:

Отношение Махно не идет ни в какое сравнение с отношением других армий действовавших в России во время событий 1917-1921 гг. Я могу вам засвидетельствовать два факта чисто формальным образом: 

1. Несомненно, что из всех этих армий, включая красную, именно армия Махно вела себя наилучшим образом по отношению к гражданскому населению вообще и к еврейскому населению в частности. Я располагаю по этому поводу многочисленными неопровержимыми свидетельствами. Соотношение обоснованных жалоб против махновской армии по сравнению с остальными незначительно.

2. О погромах, якобы организованных самим Махно или при его пособничестве, речь не идет. Это или клевета или ошибка. Ничего подобного не существовало.

Чериковер уточняет, что в каждом случае, когда какой-то погром или репрессия вменялись в вину махновцам, он смог проверить и установить, что в указанное время никакой из их отрядов не мог находиться в указанном месте. Еврейский комитет, созданный в Берлине в 1920 годы с участием левых (Штейнберг) и правых эсеров, членов Бунда (еврейской социал-демократической рабочей партии), меньшевиков (Аронсон) и анархистов, пришел к сходным выводам по поводу таких обвинений, выдвигаемых против махновцев, напротив, он смог установить, что погромы были актами частей красной и белой армии (8). Еще более интересный факт: отклонение этих обвинений в антисемитизме советскими авторами 20-ых годов, которые, однако, искали малейший повод для дискредитации движения. Лебедь утверждает:

В то же время махновское командование и реввоенсовет декларировали борьбу с антисемитизмом в отличие от других, даже с политической платформой, атаманов, выставлявших откровенно рядом с кличем „бей коммунистов" - „бей жидов", как это видно из прокламации Струка, Ангела и других бандитов петлюровского типа. Махно и его штаб в своих прокламациях указывали на недопустимость антисемитизма и даже путем репрессий в отдельных случаях боролись с проявлением этого, что видно из следующего объявления, помещенного в газете „Вольный Повстанец" - от 11 августа 1920 г.

«По прибытии первых частей в Шишаки неизвестно до сих пор штабу коих частей повстанцами был изрублен местный учитель еврей, который совершенно вне всякой политики (и совершенно невинный человек). В виду этого совет армии и штаб группы не намерены дальше допускать самочинных расстрелов кого бы то ни было и загрязнения нашего движения. Приказываю командирам частей и начальникам команд объяснить повстанцам, что для нас не есть враг нашего революционного движения мирный житель, но, наоборот, будь то русский, еврей, армянин и т. д., стоящий у власти, это и есть наш враг». (9)

Тепер пишет, что «сам Махно далек был как от национализма, так и от антисемитизма, которые ему многие приписывают. Ни Махно, ни основные кадры махновщины, ни запорожское крестьянство в целом, не были заражены национально-шовинистическими стремлениями. Антисемитизм, лозунг: бей жидов и комиссаров, - никогда не было». По его мнению, если были случаи антисемитизма, они имели место из-за слияния махновской армии с отрядами, находившимися под петлюровским влиянием, или же они осуществлялись криминальными элементами, которые пользова­лись любым поводом для грабежа (10). Антонов-Овсеенко вторит ему: «Но не было осно­ваний обвинять самого Махно в поддержке погромных и антисемитских настроений. Напротив, Махно, сколько было в его возможностях, боролся с погромами». (11) В подтверждение этих слов, он приводит длинное воззвание, написанное Махно и Веретельниковым, в котором разоблачает все акты бандитизма и антисемитизма, совершенные под видом повстанцев, и предлагает карать их авторов немедленно и самым суровым образом. Кубанин высказывается также четко: «По отношению к евреям в 1918 и 1919 годах ни махновская армия в целом, ни ее руководящие верхи не были антисемитски настроены» (12). Он отмечает присутствие многих евреев среди махновского командования на протяжении этих лет и подтверждает «Махно лично не антисемит». По его словам, только с 1920 года, когда махновцы начали воевать против красной армии и когда они объединились с петлюровскими отрядами, они заняли более националистские позиции, обличая «московских агрессоров» и «проповедуя освобождение Украины от московского ига», но не стали при этом антисемитами. Монография Семанова, последняя из опубликованных в СССР о Махновщине, еще менее ограничительна: она не отмечает никаких проявлений украинского шовинизма в движении и утверждает, что «распространенное мнение об антисемитском характере махновщины не соответствует действительности». Семанов повторяет аргументы своих предшественников и отмечает присутствие многих евреев среди руководителей движения и полное отсутствие антисемитских позиций (13)».

Сам Махно многократно возвращался в своих статьях, написанных во время существования самого движения или в эмиграции в Париже, к этим продолжавшимся клеветническим выпадам (14). Среди его товарищей по изгнанию было много анархистов еврейского происхождения: Давид Поляков, Ида Мэтт, Валецкий, Чорбаджиев (Синтов), Ранко (Гольденберг) и Гриша Бартановский, которому он передал свои архивы незадолго до смерти. Все свидетельства, которые мы смогли собрать у людей, знавших его в Париже, подтверждают отсутствие у него каких-либо предрассудков по отношению к евреям, поэтому никаких сомнений в этом не может быть.

Откуда эти постоянные слухи об антисемитизме махновцев, тогда как при малей­шем рассмотрении они лопаются, как мыльные пузыри на солнце? Возможны несколько объяснений. С одной стороны, поведение вооруженной еврейской роты в Гуляй-Поле в момент нашествия Австро-немцев: ее предательство, должно быть, произвело досадное впечатление на население района, несмотря на усилия Махно и его товарищей-анархис­тов. С другой стороны, среди украинской буржуазии, потерпевшей от повстанцев, также было большое число евреев, как и среди чекистов и большевистских руководителей, расстрелянных в 1920 и 1921 году, следовательно, можно было отождествить эти жерт­вы народной мести со всей совокупностью представителей этой национальности. Нако­нец, много неконтролируемых бандитских элементов опустошали страну, и им было удобно прикрывать свои преступления ссылкой на махновское движение, имевшее самый привлекательный образ в глазах украинского населения. Как бы там ни было, для политических противников это был веский аргумент, который им позволял без особого труда опорочить цели, провозглашенные движением, достаточно было признать впоследствии, когда движение потерпело поражение, - как это сделали большевики, - что эти обвинения беспочвенны.

 

¹ Ефимов, цит. соч., стр. 196.

² Лебедь, цит. соч., стр. 30.

³ Кубанин, цит. соч., стр. 185-187.

⁴ Раковский, Борьба за освобождение деревни. Харьков, 1921. стр.31.

⁵ Кубанин, цит. соч., стр. 29.

⁶ Н.Махно, «Воспоминания». Анархический вестник, цит. соч.. № 5-6, стр. 19

⁷ Волин, цит. соч., стр. 675.

⁸ Г.Максимов. «Нестор Махно и погромы», Дело труда, № 51, май-сентябрь 1951, стр. 28.

⁹ Лебедь, цит. соч., стр. 43.

¹⁰ Тепер, цит. соч., стр. 50-51.

¹¹ Антонов-Овсеенко, цит соч., том IV, стр. 105.

¹² Кубанин, цит. соч., стр. 163-165.

¹³ Семанов, цит. соч., стр. 39-40.

¹⁴ «Еврейский вопрос». Анархический вестник, цит. соч., № 5-6. стр. 17-25; «Махновщина и Антисемитизм». Дело труда. № 30-31, стр. 15-18; «К евреям всех стран». Дело труда, № 23-24, стр. 8-10.